Я же работаю по социальным аспектам, и вызывает меня начальник:
— Задание есть, Петрухин, по новой теме. Только вот метод наблюдения и опроса не годится. Сам знаешь, в анкете такое понапишут... Да и зная, что наблюдаешь, никто рыбу ножом резать не станет. Нужна скрытая камера! Начальник порылся на столе и протянул мне синюю книжечку: — Вот тебе диплом инженера-конструктора, будешь устраиваться в КБ на работу. Вверху все согласовано... Только ты это... Бородку сбрей, усы отпусти, чтоб знакомые не узнавали. — Да как же так! — взмолился я. — Какой из меня конструктор! — Ничего, — говорит начальник, — сам знаешь, какой молодой специалист, сначала будешь на подхвате, потом нахватаешься. Можешь там жениться для пользы дела. Да и премии — каждый квартал! Тут я даже обиделся. — Люба есть у меня, — говорю, — невеста. — Ну, ладно, ладно, — говорит он. — Это я пошутил. В общем, внедряйся, год тебе на это. Потом тебя найдет наш человек. Пароль: «Где бы достать мебельный гарнитур «Виолетта»? Отзыв: «Только по записи». Вся связь через него. На новой работе встретили меня хорошо, кульман у двери определили. Только я все больше, как и говорил начальник, на подхвате: «Петрухин туда, Петрухин сюда...» Но и в дело врастаю. Всякие там аксонометрии, изометрии познаю, в трехмерном пространстве мыслить учусь. Но и к социологии по привычке тянет. Так что я, в порядке хобби, кое-какие наблюдения веду, ну и выводы делаю. Заметил, что в обеденный перерыв никакой научной организации — неразбериха и параллелизм. И полное отсутствие информации. Прежде всего наладил информацию. Пришлось перезнакомиться со всеми хорошенькими продавщицами в ближайших магазинах. Даже Люба начала что-то подозревать, но потом успокоилась: знает, что работа у меня такая. Теперь у нас за полчаса до обеденного перерыва никаких личных разговоров по телефону. Только с ближайшими магазинами. Дальше — строгое сетевое планирование: каждый знает, куда бежать, когда что есть, чего хватать и т. д. Но это полдела. Чувствую, что у некоторых в семье социальные акценты неправильно расставлены. Вот, например, Мария Федоровна. Талантливый конструктор, но трое детей и муж — поэт с лирическим уклоном. А это все равно, что мать-одиночка и четверо на руках. Ведь поэта в овощной магазин не пошлешь! И глохнет ее талант под горным обвалом домашних забот. Сделал я небольшую подборку для мужа Марии Федоровны с эпиграфом: «Лета к суровой прозе клонят...» С яркими примерами из антологии мировой поэзии. А в заключение опять слова великого поэта привел: «Поэзия должна быть немного глуповата». Но это для молодости подходит! В возрасте глупость непростительна. Смотрю: повеселела Мария Федоровна. Сумок поубавилось. Недавно мне говорит: — Дима, мой-то по магазинам ходит. Это, говорит, для изучения местного диалекта полезно. Затеял повесть о современной молодежи. Замечаю дальше. Сироткина и Макаров любят друг друга. В обеденный перерыв за дальний кульман уединяются, а потом обедают наспех, пищу не пережевывают. В сетевом обеденном графике не участвуют, а это как-никак две транспортные единицы. Макаров все норовит в рабочее время от кульмана отойти и на стройную фигурку Сироткиной глянуть. А она сразу красивые позы принимает. Ну и, ясное дело, на чертежах не те допуски. Я сначала, как бы случайно, им брошюру «Гигиена брака» подкинул. А потом Макарова на откровенный разговор вызвал: — Говорят люди, Серега, что ты о «Жигулях» мечтаешь? — Есть такое дело! А ты что, взаймы хочешь дать? — Ну, взаймы не взаймы, а ты лучше подсчитай, сколько денег потеряешь по бездетному налогу с учетом премиальных, если еще сто лет не женишься. А... копейки, — говорит Макаров. — Копейки, говоришь! — Повел я его к доске и всю математику с арифметикой выплеснул — «Жигули» — раз, теплый гараж — два, эшелон бензина — три. Макаров аж побелел и пошатнулся... Теперь всем отделом к свадьбе готовимся, а это значит — добавятся Две транспортные единицы. Труднее всего оказалось заставить всех мужчин болеть за одну хоккейную команду. Но и это преодолел. Теперь все болеют за одну, мою любимую. И вот, когда все наладилось, встречает меня один тип в коридоре и шепчет: — Где бы достать мебельный гарнитур «Виолетта»? Тут во мне все упало, отвечаю заученно: — Только по записи! — Приступаем к работе! — говорит он мне. — Каждый четверг, в девятнадцать у второй колонны драмтеатра!.. — И растворился в коридоре. Не пошел я в первый четверг, не пошел и во второй. Через две недели опять этот тип меня в коридоре перехватывает — глаза слезятся, нос распух. — Почему не приходил? — спрашивает, а сам хрипит, как старый патефон. — Два раза, — говорит, — тебя по часу на морозе ждал. Видишь, ОРЗ заработал и подозрение на диспепсию... Там тобою недовольны! — Завязал с мебелью, — говорю ему. — Остаюсь здесь работать. — Ну, смотри, — хрипит он, — такое у нас не прощают. На другой день сам начальник открытым текстом по телефону позвонил и приказал явиться. — Отзываем, — говорит, — тебя, Петрухин, как несправившегося! — Что вы, — говорю, — не пойду... Только что два рацпредложения внес, премия через неделю, моя очередь на Доску почета, а вы отзываете! Не пойду! — Все, Петрухин, клади диплом на стол! — Не положу! Ценят меня! — Отберем в административном порядке! — Только попробуйте, всю агентуру завалю! — Это как так? — остолбенел начальник. — Что ты знаешь? — А вот знаю, не маленький! Есть там, которые по углам все о мебельных гарнитурах шепчутся. В общем, оставили меня в покое. И Люба мой выбор одобрила, говорит: — Все правильно, Дмитрий, премии даром не дают, значит, ты человек не со стороны, а на своем месте. Плохо только, что новый сотрудник в отделе появился, с бородкой. А под носом кожа белая, видно, усы недавно сбрил. Я перешел к окну, ему кульман у двери определили. Тихий такой, карандаш держит как ложку, а кульман пульманом называет. | |||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||
|