Першеронов И.И. прилетел с какого-то совещания, заперся у себя, и вскоре секретарша Светочка услышала, как за его дверью ширится песня:

— Эй, вы кони, кони-и-и — звери-и-и...

Затем голова И. И. высунулась наружу и сказала:

— Зайдите ко мне! Живо!

Когда Светочка, наконец, попудрилась и, поправив что-то в прическе, вошла к И.И., в нее выстрелили вопросом:

— Любите ли вы стихи?! — И, не дожидаясь ответа: — Если «да», ставлю вопрос иначе. Как вы относитесь к лирике Есенина? Помните строки? — И Першеронов продекламировал, завывая:

— ...не знали вы, что в сонмище людском Я был, как лошадь, загнанная в мыле, Пришпоренная смелым ездоком...

Светочка попятилась к двери, почуяв неладное.

— А теперь, — продолжал Першеронов каким-то утробным голосом, — испив от источника высокой поэзии, поговорим на языке суровой мужской прозы. Давайте о лошадях! — Тут И.И. оскалил зубы и дико заржал.

Светочка взвизгнула и кинулась вон.

Через час Першеронова госпитализировали, через два в вестибюле прикнопили бюллетень, который начинался фразой: «Временно ушел из жизни незабвенный...» и т.д.

В понедельник я, как профорг и страхделегат, поехала навестить нашего Незабвенного.

Загородный желтый дом оказался, действительно, желтым с веселенькими наличниками. Он очень красиво стоял на пригорке среди вековых сосен и поэтому назывался «Сосны».

Наш дорогой безумец спустился с крыльца в опрятном бумазейном халате неопределенного цвета. Взяв меня за руку, он шепнул:

— Только тихо, я абсолютно нормален. Хотите, поговорим о лошадях? — И.И. похрустел пальцами и застенчиво улыбнулся. — Только не о тех иноходцах с лебедиными шеями, которые берут призы по выездке или там конкур-иппику, к примеру. Нет! Речь пойдет о нас — загнанных и пришпоренных...

Я взяла себя в руки и даже не побледнела: очевидно, элениум, выпитый заблаговременно, подействовал. А он продолжал:

— Да-да, мне по душе боевой ритм нашего боевого времени, когда ЧЕЛОВЕК стал главным слагаемым в формуле общих успехов! Но мне же работать некогда, дорогуша! Я прямо как лошадь, загнанная в мыле! — И, будто в подтверждение этой мысли, Першеронов притопнул копытом и стал прясть ушами.

В сосновой аллее появилась нянечка с санитаром и позвала его обедать, потом у нас мертвый час, кружок «Умелые руки», иглотерапия, подводный массаж, приезжайте завтра, гражданка...

Во вторник с утра я побежала к Светочке, чтобы уточнить анамнез. Роняя слезы сочувствия, та принимала телефонограммы:

— Срочно явиться...

— Немедленно прибыть...

— На совещание...

— Планерку...

— Оперативку...

— В главк...

— В министерство...

— В тартарары!

— Ну как тут не сбрендить?! — рыдала Светочка. — Бедный, загнанный Иван Ильич! Какой был человек! И смылился!

А телефоны продолжали безумствовать. Вспухала амбарная книга, куда Светочка, капая ресницами, вносила новые «прибыть и явиться», с понукательным пришпориванием — «Явка обязательна!». Едва промакнув нос и размазанные глаза, она снова принималась рыдать:

— Нет, вы мне скажите, как может одна человеко-единица одновременно явиться в четырнадцать мест? А если у нас машина в ремонте? А если бедняжка временно безлошадный?..

Кстати, вчера после психушки я заскочила в библиотеку и погрузилась в литературу о лошадях. Оказывается, при движении эти замечательные звери опираются только на один сильно развитый третий палец, именуемый копытом. Оказывается, эволюция лошадей шла по пути приспособления к быстрому бегу и питанию жесткой растительной пищей. Оказывается, наш Незабвенный питался тоже чем-то сухим и растительным: там бутерброд на ходу, тут кооперативный пирожок с капустой.

Зато в «Соснах» ему было прекрасно, об этом И.И. сообщил мне в субботу при повторном визите...

Светило солнце. От запаха хвои кружилась голова. Ручные белки носились по дорожкам и, вдруг застыв столбиком, лукаво выпрашивали угощенье.

— Прекрасно! Какое утро! — ликовал Першеронов. Потом внезапно побледнел и начал чесаться. — А там?! О, там каждое мое утро начиналось с «пасьянса» из предписаний, и я тупо соображал, куда скакать, как всюду поспеть, кого послать вместо себя? О-о-о! — Тут И.И. схватился за голову и поскакал рысью «аллюр в два креста» вокруг нашей скамейки, где кто-то вырезал крупно — «Я — ИСААК НЬЮТОН».

Ближайшие три недели я Незабвенного не видала, потому что была назначена временно-исполняющей-его-обязанности.

Итак, прямо с утра начинался мой ежедневный кросс, мой изнурительный стипл-чейз, что на языке лошадников означает — скачки со сложными препятствиями.

Прискакав вовремя и отдышавшись, я быстро-быстро принимала капли Вотчела, кое-что от белой горячки, а затем включалась в совещательный процесс, чтобы в условиях повышенной информативной активности просидеть три часа, впитывая свежую мысль о необходимости выполнения и перевыполнения!

А впереди еще пять посиделок — в одно время, но в разных местах — и на сколько человеко-часов потянут эти толковища, не знает никто, и-го-го...

— Я тоже был, дорогуша, как лошадь, загнанная в мыле, — доверительно рассказывал товарищ Першеронов, когда мы прогуливались по аллеям среди мачтовых сосен. На мне был такой же бумазейный халат. — Нас здесь много! — улыбнулся он, поводя в сторону безумным глазом. — А теперь вот и вы, дорогуша моя взмыленная. Кстати, как на вас действует душ Шарко?

— Замечательно! — откликнулась я и тихо заржала. — Что же делать, Иван Ильич? Неужели выхода нет?

Першеронов хитро мигнул и, заложив в рот два пальца, пронзительно свистнул. В тот же миг из-за вековых стволов к нам в аллею шагнули фигуры в халатах неопределенного цвета.

— Ой-ой! — сказала я, когда нас окружили.

— Только без паники, дама! — схватил мою руку один ненормальный.

— Есть идея. Она проста, как жеребячье ржанье, — хихикнул второй.

— Сократить число совещательных дней! — провозгласил третий. — Хотя бы до трех в неделю!

— Неужели нельзя ограничиться двумя? — заныла какая-то психопатка.

— Совсем рехнулась? — грубо возмутились халаты. — Всего два дня?! Несбыточно! Ох, уж эти женщины!

— При чем тут женщины?! — вступила я. — Тогда мы сможем половину рабочей недели ра-бо-тать, а не тухнуть на совещаниях! Мы сможем иногда бывать даже на объектах! Заниматься анализом и перспективным планированием! А финансы? А работа с кадрами? А...

Но мне не дали договорить.

— Нет, она совсем ненормальная, — констатировали в толпе.

— Утопистка, скорее, — снисходительно возразил кто-то.

Этак, дорогуша, можно домечтаться, ха-ха, — заржал председательствующий И.И. Першеронов, — до такой фантастики, как плановая основа всех совещаний!

Товарищи, поставим такой совсем-совсем сумасшедший вопрос: разве нельзя уже в начале месяца сообщать обо всех предстоящих «ля-ля»?.. Или, — засомневался он, — или это бред сивой кобылы?

Воцарилось гробовое молчание. Послышалось, как белка, рассекая воздух, перелетела с ветки на ветку. И тут кто-то из реформаторов задушенно выкрикнул:

— Долой внеплановые посиделки! Долой!!

— И пусть это станет законом, — загалдели остальные. — Для ВСЕХ! Между прочим, в стране перестройка!

Но в это время подошли санитары и, взяв ненормальных в кольцо, повели обедать. Меня пришлось держать под локотки, потому что я вырывалась...

Мертвый час прошел относительно спокойно. Я тихо дремала на койке, привинченной к полу, переваривая компот из сухофруктов, пока в окно не влетел булыжник.

— Вас вызывает Таймыр, — растолкала меня Орлеанская дева по имени Жанна ДАрк.

Внизу стоял Першеронов. Он быстро взобрался по водосточной трубе и, свесив ноги к нам в женское отделение, сказал, что есть еще один выход.

Оказывается, где-то в районе станции Овражки наши ученые закончили отладку кибернетического гибрида повышенной резвости. Внешность у него — нормальная, человекообразная. Зато по силе и выносливости не уступает лошадиной породе «першерон». Этот битюг может скакать по совещаниям, высиживать там сколько требуется, а при необходимости мило улыбаться.

— Представляете, какая прелесть? — И.И. Першеронов весь светился. — Представляете? Это значит, я смогу заняться делом, не оставляя его без надзора, а насущные вопросы — без внимания, что, кстати, и порождает наши отставания по плану, и, как следствие, совещательную лихорадку...

— Какая ересь! — перебила Орлеанская дева со своей койки. — Они вас сожгут на костре!

— Не встревай, Жанна.

— Мне-то что! Я-то давно канонизирована...

— Простите, Иван Ильич, вернемся к нашим кибернетическим першеронам. Допустим, это выход. А если... в процессе совещания... э-э-э... его о чем-нибудь спросят?

Незабвенный лукаво улыбнулся и погрозил мне пальцем:

— Зря волнуетесь, дорогуша. При закладке внутрь перфоленты с нужной программой кибер выдает такие ответы, за которые не стыдно на любом совещательном уровне...

Вскоре мы с удовлетворением узнали, что первые испытания по пересеченной местности прошли триумфально!